Практики отсоединения могут быть очень разными. Кто-то может использовать обходные пути, например, общаясь через
фэйсбук-мессенджер вместо полного интерфейса. Это способ отстраниться от публичной стороны фэйсбук и вести переписку будто бы за кулисами. Еще можно упомянуть пользователей, которые при получении сообщения на фэйсбуке просматривают его, но не отвечают, или даже скрывают от собеседника, что они прочитали сообщение. Они ответят, когда захотят ответить — если они вообще захотят. Это ещё одна форма отсоединения.

Практики, которые я рассматриваю, не являются чем-то абстрагированным, здесь нет строгого выбора между вовлечённостью
или отсоединённостью — мы всегда сочетаем и то и другое, когда действуем внутри экосистемы цифровых связей. Я рассматриваю
не только случаи полного отказа от цифрового присутствия, хотя такое тоже случается. Мне кажется, что никто никогда не подключается полностью — потому что мы не хотим знать всё, потому что мы не хотим, чтобы про нас всё знали.

Это и правда хороший, сложный вопрос. Мне кажется, не стоит рассматривать подобные практики как что-то обособленное, что-то обязательно протестное. Многие тексты, которые я читал на эту тему, посвящены практикам отказа и цифрового отсутствия, как, например Hamlet’s Blackberry. Распространенный способ описывать такие практики — описывать их как строгое отделение одного от другого. Но я просто не понимаю, как такое возможно. Даже сейчас, когда я разговариваю с тобой, я вроде бы отключен от фэйсбука — я не использую его, но я всё еще подключен к нему — мой профиль всё еще там.

В свете этого хочется затронуть проблему роли неодушевленных акторов, проблему, которой занимаются в основном STS: как неодушевленные акторы могут оказывать существенное влияние на нашу жизнь. Мне интересно, какую роль они могут играть роль в этом процессах отключения и подключения. Например, в интервью некоторые люди рассказывали мне, что могут использовать Wi-Fi только в определенной части дома — Wi-Fi не работал, как следует, потому что потому что его глушила стена.

Был случай, когда мы работали с музейным проектом, в котором надо было собирать вещи в VR. Идея заключалась в том, чтобы вовлечь аудиторию, создать возможность взаимодействия между посетителями и пространством. Но создатели упустили из виду наличие в здании слепых зон, в которых устройства не работали — здание не давало людям подключиться. Это тоже кейс к теме про роль вещей, про то, как они могут помочь или помешать нам что-то делать. Они позволяют или не позволяют нам подключаться. Еще один пример — это количество персональных данных, которые можно легко заполучить с помощью фэйсбука. Как-то, что интерфейс фэйсбука разрешает нам делать и как он вынуждает нас встраиваться в сеть, связано с интересами корпорации. Интерфейс определяет «санкционированные» способы подключиться. Он же определяет то, с какой легкостью можно сохранить чьи-нибудь личные данные из фэйсбука. Вроде бы интерфейс в целом не предусматривает такой возможности, но при этом это вполне возможно сделать. Я думаю, это очень важно, что подключение всегда связано с взаимодействиями людей и неодушевленных объектов. Эти неодушевленные акторы могут быть очень разными: стены, экраны (размер экрана может лишать вас приватности, например, когда вы пользуетесь планшетом на автобусной остановке), уведомления системы безопасности, интерфейсы — все эти вещи хаотично переплетены между собой.

Разумеется люди взаимодействуют с разными платформами по-разному, даже если мы говорим про отсоединённость. Если посмотреть на твиттер, например — в нём часто профиль не связан с конкретным человеком, и это тоже способ не-вовлечения. Есть люди, которые используют никнеймы — особенность, которая ассоциируется скорее с 90-ми. Сейчас онлайн-коммуникации превратились в самую настоящую социальную сеть между людьми, и подразумевается, что в интернете мы должны быть такими же, как в оффлайне.

Если говорить про имена, то можно вспомнить интересный культурный феномен, популярный в последние несколько лет в фэйсбуке — люди изменяют своё имя, добавляя в него лишнее слово. Так, например, меня могли бы звать Ben Hungry Light. Это не просто способ анонимизироваться, это особая культурная практика, особый способ говорить о себе как о личности, иначе идентифицировать себя. Это тоже одна из практик отсоединения. Это такой шаг в сторону от набора опций, которые вам предлагает социальная сеть.

Что касается инстраграма — картинки в вашем профиле могут вообще никак не показывать вас лично. Профиль может быть заполнен фотографиями картин из разных музеев и галерей. Это еще один способ установить дистанцию между вами и тем контентом, который, как подразумевается, вы должны производить. И, опять же, можно вспомнить разные обходные способы переписываться в фэйсбуке, о которых я уже говорил.

У Патрисии Дж. Ланж есть статья, посвященная ютубу. Там она описывает людей, которые с помощью специальных, бессмысленных на первый взгляд хэштегов, создают особые ютуб-сообщества. Это тоже форма отстранения от соцмедиа как публичного пространства. Другие примеры про ютуб — это капюшоны на видео и видео, в которых человеческие лица закрыты. Все это я тоже рассматриваю как практики отсоединения. Конечно, для разных платформ набор возможностей будет отличаться. Но есть и некоторые общие для всех вещи.

Я не очень хорошо умею предсказывать будущее :)
Но я думаю, что люди станут гораздо более приспособленными к вовлечению в онлайн-среду. Мы все постоянно вынужденны учиться — платформы продолжают меняться, и нам всё время приходится заново приспосабливаться. Я не очень много про это знаю и не хочу быть технодетерминистом (Аня: это когда изменения, происходящие в обществе, рассматривают как результат внедрения технологий. и упускает из виду влияние людей на эти же технологии), но мне очень интересно, насколько большое значение будут иметь наши личные данные в будущем. Мы постоянно сталкиваемся с утечкой данных, которая влияет на коммерческие стратегии и политические институты. Это становится всё более значимым, чем личные взаимодействия — чьи посты с рецептами я лайкнул, а чьи нет. Я думаю, что мы будем как-то адаптироваться к этим новым объёмам, эта тема требует особой осторожности, вспомним, хотя бы проблему фальшивых новостей. Какой позиции вы бы не придерживались, сложно отрицать, что что-то большое и новое происходит в связи с большими данными, и меня это волнует.

Это действительно хороший вопрос. Как изучать отсутствие? Что делать, если вам интересно то, чего нет? Я использовал довольно традиционные методы, когда работал над книгой — брал интервью. Люди в основном отвечали просто: «я не делаю это и это». Поэтому в какой-то момент мои вопросы изменились — вместо «что вы не делаете?» я стал спрашивать «как вы это делаете?». Я просил рассказывать о тех вещах, которые они не делают, и о том, как именно они это не делают. И это оказалось очень простым и удобным способом, чтобы выявить те типы практик, которые балансируют между вовлеченностью и отключённостью. Есть ряд проблем, который заставил меня взглянуть на это всё шире — это проблемы, которые выявляются, например, в таких инцидентах как взлом Ashley Madison. Я работал с этим инцидентом.

Я заинтересовался этой темой после прочтения статей Аннали Ньюлитц (Annalee Newlitz). Она проанализировала данные из опубликованной хакерами информации, и выяснила, что в системе было чуть ли не больше ботов, чем реальных людей. Отталкиваясь от её прекрасных статей мне бы хотелось развить тему того, какую роль неодушевленные акторы могут играть в сетевой экосистеме. Её метод тоже может быть интересен для выявления отсутствия людей в какой-то части сети. Интересно посмотреть еще на статью даны бойд про приватность в фэйсбуке.

Вот другой пример. Мы с Кайли Джаррет проводили исследование про хэштег #NSFW (Not Safe For Work), мы собрали и проанализировали два миллиона твитов с этим хэштегом (в этом году у Бена и Кайли вышла книга #NSFW: Sex, Humor and Risk in Social Media). Мы очень хотели собрать побольше данных и провести количественный анализ, но когда мы начали работать с данными, всё пошло не так. Хэштег вообще не был чем-то объединяющим людей в сообщество, его использовали почти одни только боты. Реальной включенности людей почти не было, хэштег не объединял людей, а только автоматически сгенерированные посты, через хэштеги связанные с другими такими же сгенерированными постами. Оказалось, что на самом деле люди, которые хотят запостить что-то не очень подходящее для просмотра в офисе, используют специфические хэштеги — имена порнозвезд или порностудий, или инсайдерские шутки. И этот тоже один из способов выявлять отсоединённость людей от некоторых онлайн-систем. Мне кажется, полезно менять точку зрения, смотреть не на отсутствие, а на особенности присутствия. Это помогает видеть больше.