В первом уроке мы хотим рассказать, что обозначает понятие digital disengagement, как и зачем оно появилось, и почему исследовать не-пользование важно. Об этом — интервью с одной из из авторов этого понятия, Ади Кунцман.
Ади Кунцман о том, что такое digital disengagement
как появилась концепция digital disengagement

Исследование, о котором я буду рассказывать, мы делаем вместе с моей коллегой Эсперансой Мияке в Университете Манчестера, и для меня оно началось с моего кошмара после прочтения одной научно-фантастической книжки, в которой описано общество недалекого будущего, где все чипированы, у всех есть линзы, которые все фотографируют, вся информация хранится в одном месте. Cначала всем это было интересно, а потом, в какой-то момент — и у нас он вероятно наступит очень быстро — нечипированным стало быть невозможно. Отключение от цифрового общества означало отсутствие работы, возможности пользоваться общественным транспортом, деньгами и, в общем, голодную смерть. После прочтения этой книжки я подумала, что в нашем обществе возможность выйти из цифровых сетей
с каждым днем уменьшается.

Определяя digital disengagement как выход из цифрового мира, мы пытаемся понять, каковы причины подобного выходы. Почему люди хотят отключиться? Почему они не хотят регистрироваться в соцсетях, использовать смартфон? Когда мы начали свою работу, мы обратили внимание, что почти все существующие исследования на тему неподключённости утверждают, что подключённость к новымм технологиям — это привилегия, а те у кого её нет — из-за отсутствия навыков, денег или инфраструктуры — находятся в невыгодном положении. Так происходит глобальное разделение на тех, у кого есть доступ к сети и технологиям, и тех, у кого его нет — digital divide. Но никто не говорит, что происходит с теми, у кого есть возможность, но при этом нет желания быть на связи.
почему люди хотят отключиться

Мы начали свое исследование с обзора общих причин, по которым люди хотят отключиться.

Одна из них — ухудшение качества жизни, ощущения нервотрёпки и рассеянного внимания.

Ещё одна причина — проблемы образования. Многие учителя и родители говорят, что если дети слишком много пользуются планшетом или компьютером, то они не выходят на улицу, не хотят учиться, у них плохая память.
И действительно, есть огромное количество соответствующих исследований, в основном в нейропсихологии.

Есть ещё одна причина — политическая, и она связана с постоянно увеличивающимся сбором данных, будь это государство или частные корпорации. Если всю информацию, которая содержится в нашей электронной почте, соцсетях, банках и медицинских учреждениях, свести воедино, то её будет очень много. Исчезает право на приватность, возможность скрыться от всевидящего ока.

Ещё одна из причин — экологическая. Она пока не очень распространена, хотя кажется мне очень важной. Мы забываем о том, что вред наносимый цифровыми технологиями на самом деле огромен. Например, сейчас я делаю исследование о том как специалисты в области environmental sustainability studies хотят использовать цифровые технологии чтобы помочь природе, и почему-то не думают о том, какой вред тем самым они наносят.

Это и те материалы, которые нужны для создания, например, смартфонов, и тот мусор, который остается после их использования. Цикл жизни гаджетов обычно очень короткий — каждые год-два мы меняем телефон, потому что заканчивается память, либо они устаревают, и всё это идет на свалку.

Также количество энергии, расходуемое на то, чтобы хранить информацию в виртуальных облаках, огромно.
какие практики относятся к digital disengagement

Если говорить о конкретных практиках digital disengagement, то мы с Эсперансой представляем себе его как континуум. Это может быть отключение от какого-то одного гаджета, платформы. Например, мы говорили с женщиной, которая почти не использует телефон, ограничиваясь компьютером на работе. При этом она имеет его при себе, но только для каких-то экстремальных случаев. Телефон вообще часто становится центральным сюжетом digital disengagement. Также многие говорят о Facebook (причём, отказываясь от одной платформы, люди часто заменяют её другой).

Другое измерение практик отказа — пространственно-временное. Есть люди, которые используют телефон на работе, но не несут его в спальню или выключают на выходных, не берут с собой в отпуск. В будущем нам бы хотелось связать исследование практик отключения с исследованием городского пространства — в какие моменты мы хотим отключиться от цифровых технологий и насколько это возможно.

Digital disengagement не обязательно связан с использованием интернета, мы используем этот термин по отношению ко многим технологиям, в том числе к так называемым «умным» гаджетам, которые мы все больше видим в быту — например, распространённым сейчас браслетам-трекерам. Почти никто не обсуждает, куда передается вся информация, которой мы там делимся, и как её может использовать кто-то кроме нас в сочетании с другими видами информации.
почему это актуально и для кого

Сейчас кажется, что достигнута так критическая точка в распространении технологий, когда разговор о digital disengagement стал необходим. Появляется слишком много нерешенных проблем, связанные с цифровой перегрузкой, экологическими и политическими проблемами.
Тут, конечно, есть парадокс: исследования digital disengagement появились
не потому, что люди стали больше отключаться, а потому, что их стало лучше видно. Люди же очень редко отключаются тотально, часто отключение принимает форму высказывания в виде селфи, поста или даже дискуссии в сети о коллективном отключении. Пример — National Day of Unplugging, они делают флэшмоб — день отключения. Это может быть как отказ от использования телефона, так и не-использование соцсети, главное — это противопоставление онлайна и офлайна. После флешмоба всем предлагалось сделать селфи, для этого на сайте акции даже есть макет специального плаката с надписью «I UNPLUG FOR…"/ «Я отключаюсь, потому что…», который можно распечатать, заполнить и сфотографироваться с ним. А в твиттере для этого дня есть специальный хэштег. Мы с Эсперансой называем это «парадоксом digital disengagement»: люди совершают активные действия в онлайне, когда вроде бы хотят отключиться от него.
Конечно, в наиболее известной нам форме, digital disengagement — это обсуждение проблем в странах с наибольшей распространенностью цифровых технологий: в которых развита цифровая экономика, цифровые технологии внедрены в образовательный процесс и в гражданскую повседневность вообще. Для стран и регионов с низким уровнем подключения проблемы цифровой экономики, сбора данных и информационной перегрузки не так актуальны, это бесспорно. Однако, распространение технологий порождает и другие, более глобальные проблемы. В первую очередь это экологические проблемы, связанные с производством, которое в основном осуществляется в странах с более низким уровнем подключённости, и утилизацией гаджетов.
digital disengagement как политический протест

Если рассматривать disengagement как политическую позицию, то это протест против нормализации цифровой культуры.

Во-первых, сейчас в отношении практически всех проблем предлагается искать решение в сфере цифровых технологией — так называемый digital solutionism. Почти вся экономика становится завязанной на цифровые технологии. Говоря
о digital disengagement, мы предлагаем признать право каждого гражданина не использовать эти технологии. Это связано с растущей гражданской несвободой от цифровой информации. Причём, это не только про то, чтобы сажать людей в тюрьму за то, что они пишут в блогах, это про существующую систему мониторинга информации в целом. Например, полиция в Англии очень активно использует алгоритмы, пытаясь выявить не только настоящих, но и потенциальных «преступников».

Во-вторых, мы сейчас наблюдаем интересный тренд. С одной стороны, существует критический подход к технологиям, который призывает задуматься о свободе граждан от цифровизации. С другой, возникает целый дискурс о цифровой аддикции — вина перекладывается на индивидуальных юзеров, которые «неспособны» справиться с использованием технологий и постоянно находятся «в телефонах». При этом опускается весь контекст цифровой экономики, которая, собственно, и поощряет юзера к активному использованию соцсетей и создает особую культуру использования смартфонов.
Это паталогизирующий дискурс: у пользователя есть проблема и её нужно лечить. И здесь появляются бизнесы, которые предполагают «вылечить» пользователя, предлагают индивидуальный коучинг, детокс-лагеря или пакеты советов о том, как временно навести порядок в своем цифровом хаосе (и, естественно, берут за это деньги).

Можно сказать, что это digital disengagement наизнанку, потому что он поощряет человека еще больше использовать технологии. Скажем, сейчас появилось очень много приложений, которые помогают справиться с цифровой зависимостью (например, регистрируют количество часов проведенных в интернете).

Но все они так или иначе существуют в пространстве digital solutionism – для того чтобы избавиться от зависимости от платформ, предлагается завести еще одну платформу.
на что похожи исследования digital disengagement

Интеллектуальные основания исследований digital disengagement — это философия свободы и права и история и философия науки. Исследования digital disengagement — это, конечно же, стадиз (studies), то есть исследования, объединенные общим полем и вопросами, но базирующиеся на разных теориях и методах. Так, digital disengagement занимаются в первую очередь исследователи медиа, антропологи, культурологи и социологи. Но есть и много узких, специальных тем, в которых происходит диалог с медиками и социологами медицины, программистами, дизайнерами.

Существуют три основных направления исследований, смежных с digital disengagement.

Первое направление – disconnective practices (практики отсоединения от сети), представителем которого является Бен Лайт. Они постулируют, что мы живем в век глобальной связанности, и ставят вопрос о разрыве связей, однако на более локальном уровне – в основном они изучают соцсети.

Во-вторых, есть те, кто рассматривает неиспользование (non use). Их интересует, почему кто-то не использует те платформы или гаджеты, которые особенно популярны (например, Instagram), однако неиспользование при этом понимается как исключение – ненормативная ситуация, и их цель – помочь той или иной группе стать пользователями.

Третье направление – неиспользование как сопротивление (media refusal, resistance). В них отключение рассматривается как форма протеста. Это близкие нам исследования, но digital disengagement — более широкое понятие, практики, которые в него включаются, могут быть протестом, а могут не быть.

Существуют и другие направления, в которых так или иначе рассматривается проблема отказа от технологий — slow computing, информационная перегрузка, медиаэкология. Мне кажется, что digital disengagement включает в себя все эти направления. Информационная перегрузка – одна из причин, по которой люди могут захотеть отключиться. А направление slow computing (медленная компьютеризация) говорит о том, что мы всё делаем слишком быстро и, в результате этого возникает информационная перегрузка, а значит нужно всё делать медленнее.

Мы согласны со всем этим, но считаем, что должно быть какое-то общее понятие, которое включит в себя и практики, и причины, и системные проблемы (экономические и политические). Ещё важно то, что если мы посмотрим на то, что происходит в области медиаисследований, то все они, в том числе критические, используют понятие engagement (вовлеченность). Например, как мы используем телефоны? Как мы используем соцсети? Как взаимодействуем с big data? Таким образом, вовлеченность превращается в норму, и те, кто не хотят в этом участвовать, становятся исключением. Мы же хотим сменить парадигму и подумать о том, как будут выглядеть медиаисследования, если мы начнем с того чтобы рассмотреть не-включение как норму, а все остальное как исключение.
Мы не предлагаем всем отключиться и уйти жить в лес, но считаем,
что обсуждение технологий должно начинаться с вопроса о том, где находится выход. Мы можем его не использовать, но он должен быть. Сейчас же пространство выхода, на мой взгляд, сужается.
как изучают digital disengagement

Методы зависят от задач, которые ставят себе исследователи.

Если задача — исследовать способы описания разных направлений digital disengagement, то это работа с текстами: дискурс-анализ, филологические методы анализа текстов или анализ метафор. Если возникает вопрос про практики, про то, что конкретно делают люди, на помощь приходят этнографические методы, ими можно исследовать и онлайн (цифровая этнография) и офлайн (включённое и обычное наблюдение, интервью, опросы, эксперименты и автоэтнография).

Хочется привлекать разнообразные дисциплины и смотреть на digital disengagement с разных позиций и мироописаний. Единственный проблемный метод — это сбор данных пользователей без их разрешения, даже если информация взята из открытого доступа и анонимизирована. В англоязычном мире возникает даже пользовательское противодействие таким исследованиям — пользователи пишут в твиттере, например, что их данные использовать в исследованиях нельзя, так как, хотя информация и не приватная, она была создана не для того, чтобы служить сырьём для научного анализа.

Вот пример проблемного с точки зрения этики исследования с которым я лично столкнулась совсем недавно: исследование садовых участков в Британии у людей, которые живут в городе. Участникам присылали опросник, в котором необходимо было указать адрес с указанием номера дома. Ещё в опроснике было указано, что исследователи будут использовать данные Google Earth. Важная информация, которую никто не сообщил участникам, — кто и зачем собирает эту информацию, где и насколько долго она будет храниться, кто, кроме самих исследователей, будет иметь доступ к личной информации участников и кому эта информация будет передаваться.
как в исследованиях digital disengagement сочетаются активизм и академизм

Это личный вопрос и личное право каждого.

Есть исследователи, которые считают, что нельзя смешивать академизм
и активизм, потому что это влияет на объективность результатов. Есть более политизированные исследователи — и я причисляю себя к их числу — которые считают, что если исследования не направлены на решение какой-либо важной проблемы, то лучше вообще их не делать. Но конечно, это не значит, что завтра исследователи disengagement будут устраивать технофобные демонстрации и требовать уничтожения всех смартфонов. Каждый исследователь сам выбирает, зачем он занимается своей работой.


вопросы участников школы
дд и его границы
Как мы можем упорядочить/ структурировать различные практики отказа и исследовательские традиции внутри парадигмы диджитал дизенгейджмента — и нужно ли это делать?
  • Элли Пономарёва:
    Мне как антропологу хочется какого-то более диверсифицированного определения, что такое digital engagement vs. disengagement, принимая во внимание локальную специфику, распространенность отдельных платформ внутри стран и отдельных социальных групп в этих странах.
    Ади:
    Не уверена, что такое определение есть — скорее, его можно создать в процессе полевых работ. Например, рассмотреть где и как определяется engagement, когда и как этот термин применяется к теме цифровых технологий. В Великобритании, например, очень популярным стал дискурс об engagement в сферах обучения, бизнеса и гражданских практик — все они, кстати, завязаны на бизнес-моделях (мотивации, сервис, ориентировка на клиента). И везде это технологический engagement: как, например, привлечь клиентов или увлечь студентов? При помощи цифровых технологий, очень часто игровых-развлекательных. Вот мы и стали думать о том, как engagement вообще стал нормой. Но чтобы проверить локальную специфику, распространенность отдельных платформ и т. д. нужно делать конкретные исследования.
  • Аня Паукова:
    Есть ли какая-то четкая система, в которой можно расположить разные формы\поводы отказа от технологий — или дизенгейджмент — это скорее umbrella concept?
    Ади:
    Да, скорее umbrella concept, хотя мы с Эсперанцей и писали о том, что поводы для отказа бывают разные, а сам отказ — это скорее континуум: от частичного до полного, от одной какой-то сферы то многих, от одной или нескольких платформ, надолго или нет (или насовсем). И по каким причинам: очень часто, для конкретных людей причина не одна, так что и разделение на поводы в основном условное.
  • Виталия Морозова, Элли Пономарёва:
    Дизенгейджмент может быть краткосрочным или это как стиль жизни? Предположим, когда я могу себя считать disengaged? Какие критерии могут быть для определения этого явления?

    Как могут структурироваться практики dd в зависимости от уровня приватности коммуникации? Разделяют ли люди платформы на «рабочие» и «личные»? Как ограничивают не само взаимодействие с платформами, а круг людей которым они доступны посредством конкретной платформы?
    Ади:
    Прекрасный вопрос и прекрасная тема для исследования. Отчасти, ответ на этот вопрос можно найти в книге Бена Лайта и его лекции. Он описывает практики отключения как раз как формы взаимодействия с людьми, временами дня, недели, и года, контекстами и т. д. Для кого-то это разделение на рабочие или личные платформы, для кого-то — на разное время дня (рабочее и личное) или разный круг общения. А в интервью он еще говорит о неодушевленных акторах, которые активно формируют различные практики отключения. Всё зависит от контекста и самое лучшее, что можно сделать для ответа на Ваш вопрос — это провести конкретное исследование. DD — это теоретический концепт, призванный вдохновить на исследования о том, как именно мы отключаемся.


дд и ухудшение качества жизни
Насколько дд может улучшить жизнь, или необходимы комплексные меры? Возможно, ухудшение происходит из-за того, что у нас недостаточно развиты какие-то навыки? И, наконец, насколько точно мы уверены, что оно ухудшается — возможно, это беспочвенное опасение? Возможно, дд — это временный тренд, связанный с адаптацией к изобилию информации и технологий?
  • Ирина Балабина:
    Ухудшение качества жизни. Посетила такая мысль — ухудшение по сравнению с чем? То есть, где исходная точка, от которой берем отчет? Откуда мы знаем, что без технологий она была бы лучше? Может быть, это не причина, а повод пожаловаться на то, что со мной что-то не так, а виной всему ужасные технологии. Каково эмоциональное поле вокруг этой проблемы: люди видят лишь проблему, но ищут ли решения?
    Ади:
    Безусловно. Кстати, Джуди Вайцман очень интересно пишет о «времени», временных понятиях и бесконечном «убыстрении». И о том, как винят во всем технологии, например, мейл, а вовсе не культуру беспрерывной работы. Так что, конечно, дело не в технологиях, а в том, как они используются.
  • Александр Жигайлов:
    Вопрос об ухудшении качества жизни уже стоит (что действительно является определяющим фактором?), хотелось бы прочитать исследования на этот счет. Складывается ощущение, что проблемы обучаемости и ухудшения качества жизни, возникают из-за своеобразного отсутствия привычки.
    Ади:
    Привычки чего? Ведь цифровые технологии уже давно с нами. Хотя действительно, речь идет о воспитании привычек, цифровой грамотности, цифровой гигиены. Например, команда исследователей в Лондонской Школе Экономики уже несколько лет ведет проект о «подготовке к цифровому будущему» — особенно стоит обратить внимание на их блог, Parenting for a Digital Future. Но это если брать за основу веру, что, во первых, будущее непременно будет цифровым, а во вторых, что это хорошо. Как раз эту нормативную веру мы с Эсперанцей и ставим под вопрос.
дд и система социальных отношений
Где границы личной ответственности? Не усложняем ли мы жизнь другим людям, отказываясь от использования каких-то сервисов и программ? С другой стороны, считать ли проблемными ситуации, когда вся информация привязана к конкретному каналу, которым человек не хочет пользоваться? И как стыковать между собой людей, которые предпочитают разные способы связи, а "расширяться" они не хотят?
  • Ирина Балабина:
    Одна моя коллега не умеет пользоваться power point, exel и фрагментарно почтой. И постоянно просит сделать какую-то мелочь, потому что она не умеет / не может найти. Мне это сделать 3 секунды, но меня это жутко раздражает, я отвлекаюсь не ненужные мне вещи. Почему человек не хочет учиться? Его практика не-пользования заставляет совершать лишнее пользование другим людям. Или другой пример. То, что люди косо смотрят на тех, кто не пользуется вотсапом или соцсетям, это мы говорили. Но то, что отсутствие человека причиняет неудобства обществу? Если мы на отключение посмотрим с другой стороны — со стороны общего, а не частного?
    Ади:
    Как социальное явление отключение как раз становится все менее возможным — как раз по описанным Вами причинам. Например, когда исполнение рабочего или учебного задания непременно связано с определенными технологиями. Но это еще понятно — профессиональные знания, ими человек действительно обязан обладать, если для его специальности это необходимо. Но очень часто потребность в этих технологиях вымышленная. Сначала выдумываем проблему или некую необходимость, а затем предлагаем решение в форме гаджета или программы. Евгений Морозов об этом очень хорошо пишет.


  • Люда Вожакова:
    Знаете ли вы о примерах, когда современные дети страдают от переизбытка интернета и хотят отключиться? Знаете ли вы примеры школ/университетов, дающих возможность отключиться, и наоборот — жестко поощряющих участие в цифровой среде? Возможны ли коммуникации в вашем университете без социальных сетей, постоянного пребывания онлайн?
    Ади:
    О детях и подростках — непрекращающиеся баталии. Вот интересные примеры:


    Я бы предпочла университет с меньшим количеством онлайна, но увы, мой и многие другие университеты диктуют свои правила. Без сети нет доступа к материалам, заданиям.
  • Элли Пономарёва:
    Как принадлежность человека к определенным сообществам (религиозным, политическим и т. д.) может влиять на личные практики диджитал дизенгейджмента?
    Ади:
    Вот очень интересное исследование об общине амишей и цифровом отказе Lindsay Ems (Butler University) — Global resistance through technology non-use: An Amish case. Подкаст внизу страницы.
дд и привелигированность
Кто-то может позволить себе отключиться, а кому-то не позволяют условия работы, финансовый и социальный статус, или состояние здоровья. Не является ли в таком случае дд практикой для избранных?
  • Виталия Морозова:
    Интернет и технологии сейчас делают мир доступнее для людей с ограничениями по здоровью, ограниченными возможностями, например, или с особенностями в развитии. А вот люди без таких проблем уже выходят из цифры. И вот как тут тогда разбираться?
    Элли Пономарёва:
    Существует значительное число публичных людей (актеров, политиков, спортсменов), которым по роду их деятельности необходимо присутствовать в цифровом пространстве. При этом это присутствие зачастую непрямое: они нанимают специальных сотрудников для ведения своего инстаграма, страницы в соц. сетях. Так, экономические ресурсы позволяют создавать видимость присутствия в интернете, когда по сути человек может сделать выбор в пользу отключения.
  • Ади:
    Абсолютно согласна. Отказ это такая новая привилегия, новая форма богатства. Мы с Эсперанцей пытались вкратце эту идею обьяснить. Первый подкаст вот тут.

    И еще, безусловно, ваши примеры подчеркивают, как «богатые» и «беспроблемные» выходят из цифры, оставляя всех остальных позади.

  • Ирина Балабина:
    Вот теперь я до конца поняла, что есть привилегия дд! Получается интересный момент: отключение от производства контента, но мы не исключаем его потребление. Вообще эти две практики, на мой взгляд, имеет смысл рассматривать отдельно. Как две модели поведения со своими практиками дд.
дд и его цели
Что можно будет сделать на основании исследований? Как можно артикулировать зону "желаемого будущего", которое лояльно к людям, которые не хотят быть подключенными? Есть ли проекты законодательных инициатив?
  • Ади:
    Для меня лично именно это очень важно. Артикуляция права на отказ, права на не- и вне-цифровое будущее. Проектов пока почти нет, но я надеюсь, что очень скоро появятся. Конкретно мы с Эсперанцей работаем сейчас над проектом о приложениях к смартфонам, которые используются в медицине и здравоохранении, и о том, как переосмыслить дизайн приложений и их Terms and Conditions, чтобы право на самоисключение, в том числе в будущем, были встроены в систему.
  • Ирина Балабина:
    Есть ли цель создать некий механизм по тому, как правильно выключаться, кому, когда, в каких случаях? Нужно ли это? Может ли (пофантазируем) накопленный опыт практик пользования и не-пользования самоорганизоваться в инстинкты (как добывание пищи, например)? То есть интуитивный опыт взаимодействия, а не процесс обучения и накапливания навыков.
    Ади:
    Наверное, у каждого свое понятие «правильности». Но некая цифровая гигиена — и в плане информационной перегрузки, и в плане приватности и сбора данных безусловно, должна быть.
другие темы курса

март-май 2018

клуб любителей интернета и общества

курс про digital disengagement
авторы идеи: Полина Колозариди, Ади Кунцман, Аня Щетвина
тьюторы: Аня Паукова, Аня Щетвина
вёрстка и редактура: Маша Мурадова, Аня Щетвина
иллюстрации: Алиса Рангаева
щёлк-щёлк: Лёня Юлдашев