В общем, после лекции Дениса мы стали читать классическую статью Тревора Пинча и Виибе Бижкера про велосипеды. Если вы интересовались когда-то SCOT (Social construction of technology), то наверняка знаете этот текст: в нём Пинч и Бижкер пишут о том, как велосипед менялся под влиянием разных групп пользователей, например феминисток и стареющих мужчин. Пинч и Бижкер приводят этот кейс, чтобы показать: технология отличается от науки тем, что в ней больше релевантных групп, влияющих на то, какой технология становится. Вот феминистки были против «мужских» велосипедов Пенни-фартинг, и постепенно велосипеды стали такими, какими мы привыкли видеть их сейчас. И теперь все на них ездят. На примере этого Пинч и Бижкер хотели показать, что способы изучения того, как конструируется научное знание, подходят для изучения технологий тоже.

Но когда мы начали читать статью, оказалось, что не всё так просто. Во-первых, куда-то исчезла наука, а она вроде бы должна быть, ведь технологии-то на науку влияют: пробирки, способы работы с материалами. Во-вторых, в таком подходе не учитывается, что и на науку влияют разные группы. Позднее STS не раз коснётся темы влияния активистов, скажем, на исследования ВИЧ/СПИДа. В общем, мы решили, что считать акторов — дело важное, но нужно всё же кропотливо искать их каждый раз, а не считать, что в случае науки есть один набор, а в случае технологий — другой.
Если вы заинтересовались STS, стоит почитать номера «Логоса» про Латура (раз, два) и, конечно, журнал «Социология власти»: там про ANT (акторно-сетевую теорию) и STS много отличных статей.

Ну и продолжая тему акторов: к нам приехали Саша Кейдия и Дима Муравьёв, которые изучают то, как работают разные метафоры и imaginaries (да, мы всё ещё не нашли хорошего перевода) государства по поводу интернета. Этой темой мы в клубе занимаемся очень давно, и работа идёт непросто.

Но как найти удачную теоретическую рамку? Вот вроде бы сузили её до метафор. Но можем ли мы найти метафоры у чиновников в публичных выступлениях и нормативных документах? Мы не уверены. А есть ли у чиновников воображение? Должно быть, иначе как чиновники будут что-то планировать и представлять желаемый образ цифровой России будущего.

С другой стороны, есть уже упомянутые imaginaries. Несмотря на то, что это «горячая тема» что в исследованиях Интернета, что в STS, до сих пор остается не совсем понятным, как это можно операционализировать на конкретном материале. И можно ли найти что-то такое в дискуссиях и документах, составляющих поле обсуждения Интернета государственными акторами? Имеет ли это исключительно риторическое значение, задает ли это способ мышления или ни то, ни другое? И можно ли как-то все это связать с конкретными политическими действиями? Получился отличный критический семинар, и коллеги удалились читать документы об информатизации и думать о концептуализаации imaginaries и метафор.

Кстати, региональные модели информатизации очень сильно отличаются. Скажем, в Тюмени чиновники работают над тем, чтобы всем обеспечить доступ к Госуслугам, а также развить городские ресурсы: вайфай в парках, «умные» решения при проектировании. А в Томске или Казани — не так. В Томске больше работы с инновациями, в Казани — сильная информатизация, которую делают с местным крупнейшим провайдером, да и город Иннополис под боком.

Следующая междисциплинарная тема — медиа-исследования. Ими занимается Оля Довбыш. В этот раз они с Эммой и Гришей взяли аж 10 (десять!) интервью у всех: пабликов в соцсетях, местных СМИ, у блоггера и чиновницы.

Удивительно вот что: респонденты четко разделяют традиционные и онлайн-медиа как два совершенно разных поля. Все городские паблики и сайты категорически не хотят именовать себя СМИ, хотя по охвату аудитории и популярности они не уступают, а то и превосходят существующие в городе газеты и телеканал. Регулярный контент и фактчекинг тоже указывают на то, что паблики все ближе подходят к понятию городских (масс)медиа. Однако респонденты называют себя «проектом», кто-то говорит про публикации в интернете. Удивительно, что эта мысль проговаривалась всеми респондентами. Газеты в свою очередь тоже не считают онлайн-медиа своими конкурентами, а интернет — угрозой для своего существования. Объясняют так — наши аудитории и темы не пересекаются! Так ли это на самом деле — нужно изучать более пристально.

При этом, судя по исследованию Ани Щетвиной, местных онлайн-ресурсов было достаточно много ещё с конца 1990-х. Но они тоже не были медиа: это форумы или отдельные блоги. В других городах закрытые сети и большие форумы приводили к появлению городских СМИ (так было, по крайней мере, в Томске и Воронеже). А здесь — нет. Хотя вроде бы и жители в пабликах активно пишут, и разные позиции и задачи есть у организаторов. Загадочно. Оля решила проверить, как реализуется процесс участия (participation) людей в жизни города через городские паблики, и предложила нам поработать с аналитической схемой Нико Карпентьера, современного исследователя медиа сообществ (community media). Дело ещё и в том, что невозможно просто взять и перенести понятия, хорошо используемые для другого контекста, на российскую почву: у нас другое понятие сообщества, да и города иначе устроены. Но схема Карпентьера показалась толковой, будем разбираться с ней дальше.

Для общего кинопросмотра мы выбрали неочевидный фильм. Называется он «Слёзы капали». Не очень известное кино Это фильм 1982 года, его снял Георгий Данелия между своими более реалистичными фильмами и Кин-Дза-Дзой. Эта подробность важна, так как фильм вообще-то похож на сказку по сюжету: обычному небольшому чиновнику попал в глаз осколок зеркала, из-за которого он во всём видит плохое. В фильме мы видим обычную жизнь, в которой неприятные мелочи и компромиссы обычно легко сглаживаются. Постсоветскую реальность, отчасти уютную, отчасти неухоженную, маленький город, семью и работу. Но герой (его играет Евгений Леонов) с осколком зеркала в глазу видит её ужасной, и направленной против него.

С 2000 года в Институте программных систем работали над созданием суперкомпьютеров в рамках программы СКИФ (СуперКомпьютерная Инициатива Феникс), устраивали на базе Института международный детский лагерь, куда приезжали дети из Европы и США для изучения информатики. Ещё у них есть свой музей компьютерной техники, где можно поиграть в «Тетрис», увидеть Windows 3.0 и один из немногих сохранившихся Macintosh’ей с гравировкой подписи Стива Джобса.

Валерий Павлович с особенной нежностью говорит о «Тетрисе» — наши сделали игру, которую весь мир любит и с ностальгией вспоминает (речь идет об Алексее Пажитнове и Вадиме Герасимове, которые придумали тетрис в 1984 году, правда, мы не поняли, были ли знакомы они с Валерием Павловичем).

Вокруг Руденко собираются школьники. Один из них на базе Arduino (эта компания производит оборудование и программы для робототехники) создал сушилку для пластика для печати на 3D-принтерах, чтобы влага в этот самый пластик не проникала и не вредила процессу обработки. «Человек в 10 классе учится», — Валерий Павлович, показывает чертежи чудо-сушилки и сам аппарат (вот он на фото, с прозрачной стенкой).

И хотя Университет города Переславля, напрямую связанный с ИПС, закрыт с 2017 года, мы видим, что его сотрудники продолжают преподавать. Как сказала нам в интервью Любовь Позлевич, которая была студенткой первого набора Университета, «учили, учим и учить будем».